В Темном Лесу жил старый и страшный Черный Волк.
Был он аккуратен, и если когда и шумел в буреломе, потрескивая ветвями поваленных сосен, так это лишь черными осенними ночами, когда ничего не видать дальше воробьиного клюва. Глаза у Волка были старые, видели неважно. Но он был огромен, и даже старость не смогла сточить его клыки, похожие на кривые ножи ассасина.
читать дальше
Конечно, и нюх у него был уже давно не тот, что в молодости - теперь проходящий по лесной дороге обоз бродячих торговцев уже не шибал в ноздри за десять верст запахами конского пота, выделанных кож и свежекованого железа. Впрочем, Черному Волку было все равно - он славно пожил, он водил стаю и охотился один, его дети были вожаками в соседних Лесах, дорога к его логовищу была вымощена черепами опрометчивых рыцарей, опрометчиво поклявшихся своим Прекрасным Дамам бросить к их ногам голову чудовища, держащего Лес в страхе. Выцветшие ленты, подаренные этими Дамами в знак любви, до сих пор вились среди белых костяков.
По стенам его обжитой пещеры в вырытых нишах рядами стояли людские черепа.
Вот, к примеру, Гензель и Гретель. Посадив ведьму в печь в пряничном домике (который, к слову, из-за пожара представлял теперь собой один огромный оплавившийся кусок глазури), они опрометью кинулись бежать домой, не забыв, с немецкой педантичностью, выгрести все бабкино золотишко из под перины. Тропа вывела их прямо к нему. Будь они просто перепуганными детьми, Волк бы даже не вышел из кустов, предоставив им полную свободу действий.
Но жадность и трусость... Серый до сих пор помнил, как Гензель, кинув к его ногам мешочек золота, завопил во всю мочь: "Забирай ее, а не меня! Ее и ее золото!" - и визг сестры, трясущимся пальцем тыкавшей в брата, пытаясь белыми губами выговорить то же самое.
Больше они ничего не успели сказать - волки не едят золото.
Перстни и монеты до сих пор тускло светятся во мху.
Череп в поблекшей и мятой красной шапке, покрытой бурыми пятнами... Да, это была девица, которую мать послала отравить бабушку, упрямо не желавшую расставаться с правами на поместье. От пирожков в корзинке шибало смертоносным зловонием стрихнина - яда, предназначенного для волков и собак.
Не для людей.
Девчонка знала, ЧТО лежит, завернутое в холстинку, на самом дне корзины. Но шла вперед без заминки и бодро постучалась в дверь дома старушки.
Волк знал ее бабушку, она была травницей и знахаркой и однажды, когда он был еще несмышленым щенком, отбившимся от матери, вылечила ему сломанную лапу, умело обернув ее в лубок. С тех пор ни один зверь в лесу не посмел бы тронуть старуху, собиравшую на болоте травы. Все знали - за ее спиной стоит серая Тень.
Но он не успел прийти, он мчался через чащу гигантскими прыжками - и опоздал.
Старуха умирала тяжело. Травница, она легко могла бы узнать любой яд - но не могла и предположить, что любимая внучка захочет ее смерти. Волк догнал девицу в красной шапке на самой опушке леса. Он рвал ее в клочья, завывая от ярости. Тогда из леса выбежало трое охотников, что кутили на опушке, хвастаясь друг перед другом вымышленными подвигами. Стрелять они не умели, но одна пуля из мушкета все же попала Волку в плечо, оставшись там на годы.
Мушкеты и посейчас ржавеют во мху.
Еще была падчерица, которую мачеха зимой, в лютый мороз, отправила собирать подснежники.
Говорят, потом об этом даже сочинили историю - мол, бедная девушка встретила в лесу Братьев-Месяцев, которые и наполнили ее лукошко белыми цветами. Но Волк видел, как падчерице, закутанной в залатанную шубейку, повстречался на лесной дороге веселый молодой торговец, что вез в футляре, обернутом в меха и солому, оранжерейные цветы для молодой жены богатого купца.
Он видел, как парень, соскочив с коня, долго разговаривал с пригожей, хоть и бедно одетой девчушкой, и даже подарил ей один ландыш, махнув рукой на мороз. И он видел потом, как падчерица, дождавшись, пока торговец отвернется, чтобы вскочить на коня, ударила его в спину острым длинным шилом, взятым в лес для защиты от зверей.
В тот день ее не тронул ни один зверь.
Волк пришел позже, ночью, когда все семейство радостно подсчитывало барыши от продажи диковинных цветов. Он прыгнул в окно - громадное черное тело в брызгах грязных стекол - и успел заметить, как некрасиво исказилось гримасой страха девичье лицо.
Вломившиеся позже в дом крестьяне увидели пол, залитый кровью и забросанный лепестками белых цветов. Вперемешку с серебряными монетами.
У дальней стены в нише скалится череп в зеленой шапке с обломанным пером. Когда-то это был удалой предводитель лесных разбойников, лихих бродяг, которых боялся сам герцог и обожали замученные непосильными податями и вечной нуждой жители окрестных деревень. Он грабил богатых и щедро раздавал золото бедным; он утешал стариков и карал злодеев. "Робин-сынок", "Робин-милостивец", - звали его крестьянки.
А потом он стал вешать и утыкивать стрелами тех, кому не нравилось, что его люди - всего-то, какая малость! - в любое время дня и ночи могли выбрать себе любую девку попригожей; могли увести со двора корову "на пропитание" или единственного сына, чтоб заменить им убитого лучника. И когда Робин-милостивец сжег целую деревню, староста которой не пожелал отдать ему свою дочь - той же ночью пришел Волк. И ушел под утро, окровавленной пастью выдергивая из черной шкуры обломки стрел.
Черепов было много.
За это его звали Чудовищем, Страхом Леса, Порождением дьявола.
Впрочем, что тут удивительного?
Сказка - ложь. И она не любит волков, отказывающихся по первому зову возить на себе Принцев.
(c) не мое